Манаба — народный художник Дагестана и Грузии, заслуженный художник Российской Федерации, но это не только почетные звания, а культурные координаты, которые вошли в ее творчество. В залах ГИМА представлен итог уникального творческого пути, от первых опытов мастера и до последнего произведения, выполненного Манабой Омаровной за несколько дней до своего ухода. Она работала по шестнадцать часов в сутки и по количеству сделанного одним ювелиром могла бы войти в книгу рекордов. Ее жизнь — это путь реализации авторской самостности, индивидуальности и одновременно развития традиционного ювелирного искусства Дагестана, Грузии и России. Путь, синхронизированный с историей советского прикладного искусства, с его интересом к классическим формам, к насыщенной декоративности и сочетанию сложных техник в 1950-х, конструктивностью, геометризмом, уходом от вычурности и лапидарностью «сурового стиля» 1960-х и дальнейшим поиском новой и актуальной стилистики.

Отец Манабы, замечательный ювелир Омар Магомедов, многие годы работал в Тбилиси. Она — художник-металлопластик, экспериментатор и исследователь, автор нескольких книг о ювелирном искусстве и культуре кубачинцев и собственном творчестве.

Читая ее книги, невозможно не оказаться под влиянием этой поразительной личности, ее мощной энергии, динамики, стремлений. Поражает страстное желание художницы научиться, увидеть, узнать и передать свои знания и мастерство потомкам и ученикам. Она долгие годы преподавала в академии художеств Грузии. Ей удалось творчески переосмыслить традиционное искусство и огромный поток информации нового времени. Начав мастером в артели ювелирного искусства, Манаба стала представителем уже не цехового искусства серебряных кварталов Тбилиси, а членом художественной и интеллектуальной элиты Грузии, Дагестана и России в целом. Ее друзья — ярчайшие деятели искусства того времени: Ладо Гудиашвили, Давид Какабадзе, Елена Ахвледиани, Кето Магалашвили, Расул Гамзатов, Федор Мишуков, Марина Постникова-Лосева и другие.

Манаба освоила почти все ювелирные техники: литье, монтировку, гравировку, чернение, инкрустацию, насечку, чеканку, ковку, филигрань, резьбу по кости, а также различные виды художественной эмали: перегородчатую выемчатую, по скани, живописную. Она делала женские украшения, изготавливала и декорировала парадное оружие и сосуды, туалетные наборы и декоративные блюда, эмалевые пластины-посвящения с портретными изображениями исторических героев, серебряные оклады книг. Для этих работ Манаба разработала огромное количество орнаментальных композиций, умело сочетая разномасштабность, изобразительные мотивы, соединяя и примиряя подчас очень разные по происхождению орнаментальные традиции. А сколько чувств и сил было вложено в реставрационные работы в фонде драгметаллов в Государственном музее Грузии, в изучение экспонатов в Государственном историческом музее и Оружейной палате в Москве.

Творчество Манабы Магомедовой — уникальный пример развития авторского искусства на почве нескольких народных традиций. В ее жизни и творчестве целенаправленное, осознанное изучение народного искусства сочеталось с пристальным интересом к современным формам и стилям, к высшим достижениям мировой культуры. Именно на этой базе был сформирован новый тип художника-ювелира, создающего собственный индивидуальный стиль. Манаба не боялась отойти от традиции, ведь скрытно или явно, но она постоянно жила в ней, как нечто, полученное от рождения. Не случайно, прожив всю жизнь вне родного селения, обретя свою вторую родину — Грузию, Манаба написала книгу «Я — кубачинка»1.

Но что это значит — быть кубачинкой? Это значит быть мастером и художником, любить искусство со всей страстью души и видеть проявление человеческого гения в каждой, даже небольшой, детали бытия. Кто еще так опишет свою свадьбу, как Манаба, как важный этнографический материал по бытовой культуре кубачинцев? Кто расскажет, что взялся помыть медную чеканную посуду соседки для того, чтобы хорошо рассмотреть узор и технику, чтобы в дальнейшем освоить и это мастерство. И нашелся же мастер, Магомед Абакаров, который, наблюдая эту картину, сразу все понял и сказал: «Я научу»2.

Ее учителя — это те, «кто указал дорогу к мастерству» — Гаджи-Абдулла Гаджихаликов и его сын Абдулжалил Ибрагимов, Гаджи Кишев, Алихан Ахмедов, Ибрагим Хартумов, братья Тома и Амвросий Джикия и Михаил Имедадзе. Это и те, с кем прошла она «свои университеты», кто открыл ей «новые страницы познания»3: выдающийся грузинский художник Ладо Гудиашвили, профессор Тбилисской академии художеств Давид Цицишвили, грузинский искусствовед Ренэ Шмерлинг, профессор Строгановского училища Федор Мишуков, известнейший исследователь русского ювелирного искусства Марина Постникова-Лосева.

началом своего пути в искусство Манаба считала не момент освоения ювелирной грамоты, а день, когда она сделала первую творческую самостоятельную работу — браслет, использовав для его оформления грузинский архитектурный орнамент. Получив одобрение Ренэ Шмерлинг и Давида Цицишвили, она поняла, что может работать самостоятельно, искать новое. Пожалуй, самым близким наставником и другом Манабы стал Ладо Гудиашвили. Критики отмечали большое влияние персидской миниатюры и каджарского портрета на творчество Гудиашвили, объединившего восток и Запад, традицию, модерн и авангард4. Вместе они создали удивительную серию женских ювелирных украшений: браслетов, брошей и кулонов (1970-е годы), в которых в качестве вставок использовались миниатюры Ладо — изображения его легендарных, легко узнаваемых красавиц. Искусно обрамленные золотом и серебром, украшенные вставками жемчуга, гармонирующего со стилистикой женственных образов, эти работы — яркий пример содружества живописца и прикладника. Многие европейские художники ХХ века — Пабло Пикассо, Сальвадор Дали, Макс Эрнст, Жорж Брак, Жан Арп и другие — экспериментировали в ювелирном искусстве. По их рисункам и моделям производились серии украшений.

В случае с содружеством Ладо и Манабы мы имеем дело с единичными, полностью рукотворными образцами. Только сейчас появился специфический термин wearable art, который можно перевести, как «носибельное искусство» или «искусство, которое можно носить на себе». Описываемые работы служат яркой иллюстрацией данного понятия.

Еще один ценнейший совет получила Манаба от Ладо Гудиашвили — ввести в орнамент мотивы животных и птиц. Их разработка и интерпретация в металле потребовали много усилий, и первые попытки были сделаны под наблюдением выдающегося художника. С тех пор изысканная газель — сестра грациозных ланей Ладо, конь, птица, олень, фантастические животные надолго поселились в работах Манабы. Ее чеканное декоративное блюдо перевернутой «сердцеобразной» формы я помню с детства висящим в гостиной нашего дома. На нем в геральдических позах с двух сторон от высокой сванской башни изображены лань и волшебная птица. S-образные изгибы их тел напоминают об их древнем происхождении в истории мирового искусства. Эти S-образные лани, барсы, олени с повернутыми назад головами характерны для средневековых каменных рельефов кубачинцев. Они и потомки знаменитого грузинского археологического золотого оленя, праправнуки животных древнеиранского и скифского изобразительного искусства, братья и сестры зооморфных и орнитоморфных мотивов грузинской живописи. Но главное, что это живые дети творческого воображения Манабы Магомедовой.

своеобразным открытием Манабы стала ее работа над украшенными перегородчатой эмалью серебряными окладами книг известных писателей и поэтов и плакетками-посвящениями. Связать стиль оформления, изображение, цвет и смысл поэтического произведения — сложнейшая задача, особенно когда это стихотворение «Мерани» классика грузинской литературы Николоза Бараташвили. Полный мистической тайны текст будоражит воображение. Выгравированный на нескольких серебряных листах, он помещен в оклад, украшенный перегородчатой эмалью (1967). На голубом коне несется красный всадник в развевающемся белом плаще на фоне синих переливов неба, горских башен, коричневых, темно-зеленых, иссиня-черных гор. Черные пятна — вороны над его головой — усиливают ощущение инобытийности сюжета пророческого стихотворения. Еще один оклад на тему «Мерани» Бараташвили (1968). На верхней части обложки изображен летящий над горами, бездной и временем конь. Нижняя часть серебряной поверхности, словно сжатая и покрытая бороздками морщин, таит в себе намек на тяжелую, полную внутренней борьбы жизнь Бараташвили. И только крошечная круглая бирюза в верхнем углу дает надежду и знаменует безусловную правоту судьбы поэта.

Манаба Магомедова сделала несколько вариантов серебряных окладов для шедевра грузинской литературы, книги Шота Руставели «витязь в тигровой шкуре», оформила «Мой Дагестан» Расула Гамзатова и 22 его книги «Письмена», выпущенных в миниатюрном формате. Интересно, как Манаба выбирала сине-голубой цвет для обложки «Моего Дагестана», на которой в технике перегородчатой эмали представлен вид горного селения с характерной вертикальной, каскадообразной композицией.

Именно в этот цвет, как писала художница, словно отражающий небо, горцы любят окрашивать широкие лоджии своих саклей. Если передние обложки книг, оформленных Манабой, декорируются, как правило, эмалью, то задние представляют собой серебряную пластину, обрамленную сканной каймой и обработанную специальной поверхностной гравировкой, которая называется у кубачинцев «ров-ров». Она создает особую поверхность, своеобразную ритмически организованную шероховатость. Посреди пластинки помещается небольшой знак (трилистник, спираль, птичка и др.), выполненный сученой проволочкой.

Это — печать, замок книги. Все работы Манабы имеют подчеркнутую рукотворность. Эти качества проявлялись и в работе с камнями. Она любила причудливые и неровные камни, могла вставить неровные осколки синей иранской тарелки XIX века в браслеты, сохраняя эти фрагменты истории искусства и красоты как драгоценность. Она почти не работала с золотом, лишь иногда используя золотые вкрапления в серебро для обогащения цветовой палитры, как в комплекте «Лия» (1992). Интересно, что Манаба использовала для серег этого комплекта камни разных цветов — необычный и вполне авангардный ход.

В техническом, композиционном и цветовом отношении очень интересно решена подвеска «Любовь» (1960). Ее обод словно выкован мастером кузнечного ремесла. А вот помещенные внутрь симметрично расположенные вокруг цветочного мотива на металлической поверхности, покрытой сплошным чернением, эмалевые птицы отличаются особой грацией и изяществом. Эта работа выделяется тонкой игрой цвета и фактур.

Интереснейшим примером соединения принципов декоративности и изобразительности, яркого переосмысления основ творчества выдающегося грузинского художника Давида Какабадзе является посвященное ему блюдо «Памяти Давида Какабадзе» (1977). В центре расположена объемная композиция: серебряные закрученные вовне листы словно прорвавшейся сердцевины блюда открывают изображение выполненного в цветной эмали абстрактного спиралеобразного мотива-завитка. Это интерпретация одного из знаков «органических» абстракций Д. Какабадзе, а отчасти и его идей «аналитического искусства» и «органического роста» художественных форм, развивающихся из одной точки. Манаба создала удивительный образ прорывающейся в действительность новой парадигмы русского и грузинского авангарда 1910–1920-х годов, у истоков которого стоял и Д. Какабадзе. Огромное значение имеет яркий цвет эмали центрального элемента, контрастирующий с черневыми изобразительными мотивами, который вызывает ощущение воли и предопределенности начала нового. Ветры абстракционизма, кубизма и модерна продолжали веять в пейзажах Имеретии, Сванетии и других работах Д. Какабадзе и в более поздние времена. Они прорывались сквозь образы-символы соцреализма. Широкие края блюда Манабы разделены на шесть сегментов, в каждом из которых представлены наиболее известные и характерные мотивы натюрмортов и пейзажей Д. Какабадзе.

Среди ювелирных работ Манабы можно встретить и редкие для прикладного искусства произведения, в основе которых лежат очень личные эмоции. Так «родилась» идея плакетки «Автопортрет» (1971), выполненной в технике перегородчатой эмали. На синем фоне красивая светло-голубая птичка. Вокруг три темные непонятные рожицы. О чем это? О клевете, несправедливых словах и чувствах в свой адрес. Огорченная Манаба спросила совета у Ладо Гудиашвили. «Ничего не отвечай, — сказал он. — Ты их не исправишь… Просто работай дальше». Недоброжелательница увидела плакетку на выставке и спросила: «Что за сюжет?» «вот видишь эту птичку, это я, — сказала Манаба, — а вот это ты» — показала она на одну из рожиц.

1960-е, «суровый стиль» с его интересом к простым формам. В прикладном искусстве возник интерес к объемной чеканке в силу присущей ей лаконичности, обобщенности форм. Кулон «Птица» (1963), браслет «Лани» (1962), браслет со спиралеобразным объемным чеканным орнаментом (1963), подвеска «Космос» (1965) — характерные образцы стилистики тех лет в творчестве Манабы.

Необыкновенно красиво смотрится перегородчатая эмаль в многосоставной композиции броши-подвески «Знаки зодиака» (1969). Здесь ясно звучит тема неба, космоса, неизвестного, непостижимого пространства.в начале 1970-х Манаба придумала и освоила еще одну сложную технологию — создания композиции из нескольких слоев металла, проглядывающих один через другой. Мастер использовала также филигранные проволочки и накладные выпиленные фигурные элементы, покрытые эмалью. В данной технике выполнены колье «Снегирь» (1970), серия из четырех колье «Времена года» (1971), нагрудное украшение «Розетка» (1974).

В 1998 году Манаба попробовала себя в концептуальной мини-инсталляции «Древо желаний», над которой трудилась вместе со своей дочерью, Лейлой Изабакаровой. Небольшое деревце покрыто кольцами, цепочками, кулонами, маленькими колокольчиками. Все это — своеобразные талисманы, подношения и дары. В народной культуре хорошо известны традиции почитания святых мест и деревьев, на которых паломники завязывают небольшие лоскутки и ленточки, надеясь на исполнение заветных желаний. Подарив своему деревцу женские украшения — плоды своего труда, мать и дочь словно просят о продолжении и процветании созидательной силы ювелирного искусства, о сохранении в человеке «гена красоты» и страсти к творчеству, о передаче своего искусства потомкам.

Манабе Магомедовой удалось передать это мастерство и «ген красоты» своей дочери, Лейле Изабакаровой. Она была чутким и требовательным наставником. С детства жизнь Лейлы проходила в атмосфере творчества и кропотливого труда. Окончив художественную школу, поступила на факультет декоративно-прикладного искусства, на отделение промышленной графики Тбилисской академии художеств. Однако склонность к декоративности и орнаментальности, интерес к миниатюре привели ее к технике художественной эмали.

Этот удивительно гибкий с точки зрения воспроизведения различных живописных стилей материал позволил Лейле поставить перед собой сложные задачи сочетания изобразительности — иллюзорности и одновременно декоративности.

Ее работы, совсем непохожие на произведения Манабы Магомедовой и традиционные артефакты кавказских златокузнецов, ознаменовали один из новых ракурсов в развитии ювелирного искусства. Авторская индивидуальнось молодой художницы, ее самостийность проявляются в массе художественных и околохудожественных фактов. Даже нрав, неспешный, спокойный и лиричный, нашел свое отражение в произведениях Лейлы.

Сложное композиционное решение изобразительного материала, живописность и тонкая роспись эмалевых вставок при аккуратности и выразительности самих металлических форм характерны для ее работ. У Лейлы Изабакаровой много интересных находок. Для нее расписанная эмалью деталь — часть образа и ювелирного предмета, она не существует сама по себе. В сериях «Знаки зодиака», «Цветы», «насекомые» и других Лейла создает оригинальные, сложных очертаний декоративно-изобразительные формы из серебра, дополненные расписными вставками, которые, по существу, не самостоятельные изображения в оправе, а продолжение и дополнение сложной фигуры, целостного ювелирного образа. Головка серебряного «Овна» (брошь, серия «Знаки зодиака») со вставками полудрагоценных камней-«глазок», дополненная маленькими подвесками, смотрится особенно выразительно благодаря двум симметричным круглым вставкам по бокам, имитирующим с помощью декоративной росписи спиралевидные рога. Так же хорошо и на уровне общего силуэта, и с точки зрения эмалевых фрагментов — своеобразных живописных дорисовок целостного образа — решены и остальные броши данной серии. В композиции «Цветы» структурная основа артефакта выполнена из серебра, в ней удачно использованы камни в качестве изобразительного элемента — сердцевины цветка. Вокруг располагаются «лепестки» — эмалевые вставки. Роспись имитирует объемность листа. Лейла использует прием, который мы бы назвали декоративной перспективой, с помощью которого создается впечатление стереоскопичности цветка, его изображения в ракурсе.

Ей нравится эта декоративная иллюзорность, благодаря ей обыгрывается кажущаяся объемность деталей. Словно прекрасные бабочки в гербарии, помещенные в отдельные рамки, ее украшения хранятся в специальных деревянных конструкциях, состоящих из трех, четырех ячеек и более. Эти рамы-конструкции служат для украшения интерьера. Художница придумала их и сделала чертежи. Кроме украшений Лейла создает оригинальные композиции на плакетках. Она обращается к дагестанской тематике, к сюжетам, посвященным Грузии и особенно Тбилиси, где она родилась, выросла и жила.

В композиции «Кубачинка» мы видим изысканный вытянутый женский силуэт в традиционном костюме, с кувшином-мучалом на фоне характерного архитектурного пейзажа, нарисованного на картоне гуашью и тушью. Женская фигура выпилена из меди. Ей придана пластическая чеканная форма, покрытая сверху эмалью. Сочетание расписного «задника» и «реальной фигуры» напоминает театральные приемы и те, которые использовались в панорамах. В художественной стилистике этой плакетки чувствуются идеи стиля модерн.

Лейла использует также перегородчатую, выемчатую, поливную, витражную эмали, в которых богатые живописные переливы цвета, характерные для расписной эмали, уступают место пестрым мелким орнаментам и локальным цветовым заполнениям.

Так, на одной из плакеток из серии «Горянки» изображена бытовая сценка — женщина катает тесто. Множественность орнаментальных деталей: «огурцы» на платье, круглые серьги и кружки на белом казе — головном покрывале, покрытые декором круглые тарелки, в свою очередь, образующие еще один орнаментальный фон, узоры на ковре и подушке, да и само изображение — все входит в единую композицию орнаментальных ритмов.

Умение работать с образом, формой, цветом и изображением принесло Лейле заслуженное признание коллег и искусствоведов. Ее работы хранятся во многих музейных коллекциях, а главное, их с удовольствием носят поклонники ее таланта.

Материал опубликован в журнале «Декоративное искусство» #6/417

Текст Патимат Гамзатова

Фото предоставлены Лейлой Изабакаровой

Изображения: Манаба Магомедова (в соавторстве с К. и Л. Изабакаровыми). Древо желания. 1981. Серебро, медь, латунь, ковка, смешанная техника. Частное собрание. Манаба Магомедова. Мои учителя. Декоративное блюдо. 1978. Серебро, сердолик, чернь, гравировка, скань. ДМИИ им. П.С. Гамзатовой. Махачкала. Манаба Магомедова. Книга со стихотворением И. Бараташвили «Мерани». 1967. Серебро, гравировка, скань, перегородчатая эмаль. Частное собрание. Манаба Магомедова. Настольный блакнот. 1957. Серебро, глубокая гравировка, чернь, позолота. Государственный музей народного и прикладного искусства, Тбилиси. Лейла Изабакарова. Балхарка. Плакетка. 1998. Серебро, коралл, живописная миниатюра на эмали. Частное собрание