Казалось бы, актуальное искусство выработало свой особый язык и сформировало собственные формы для самовыражения. Но, разрастаясь, завоевывая новые территории в культуре, оно все чаще обращает к элементам или формам этнических традиций или к несвойственным прежде художественным материалам, присущим иным направлениям искусства. Например, в этом году мы стали свидетелями ряда примеров, когда современное искусство с удивительной и убедительной естественностью использовало в своих целях материалы и формы декоративно-прикладного искусства. Таким образом, оно заговорило о трагедии, боли и сопричастности словно бы на обыденном языке, способном выйти за пределы сегодняшнего дня и неразрывно связать настоящее, прошлое и будущее воедино, как это происходит в традиционном искусстве.

...26 апреля 1937 года легион «Кондор», добровольческое подразделение люфтваффе, стирает с лица земли Гернику. На следующий день об этом написали все газеты. Глубоко потрясенный Пабло Пикассо создает картину «Герника», глухая гризайльная монохромность которой для последующих поколений будет ассоциироваться с монотонным ужасом насилия, безжизненностью войны и утлой серостью газетной печати, из которой мир узнает о катастрофах. Сегодня (словно вслед тогдашнему импульсивному, интуитивному жесту Пикассо) актуальное искусство настойчиво уверяет, что его язык может быть более доходчивым и уж определенно больше внушающим доверие, нежели язык изолгавшихся средств массовой информации.

Возможно, в том числе и этим обстоятельством руководствовалась общественная организация «Keiskamma trust», которая посредством искусства пытается бороться за жизнь жителей Африки, страдающих от СПИДа и умирающих в нищете. На архитектурной Венецианской биеннале 2012 года они представили публике новую Гернику – «Keiskamma after Guernica»: ручной работы гобелен, в котором изобразительные мотивы традиционного этнического искусства переплелись с композиционной структурой «Герники» Пикассо.

На первый взгляд в этой Гернике «апокалипсиса», Гернике «новой жизни», отсутствует репортажный мрачный колорит. Напротив, она словно пронизана теплом своей рукотворности, изысканной фактурой тканей, спокойной и мягкой цветовой гаммой. Кажется, что в ней больше простой повествовательности, нежели трагедии, поэзии, нежели отстраненного холода газетных сообщений. В лицах людей, изображенных на гобелене, не видно мучительного оглушительного страдания, что пронизывает героев «Герники» Пикассо. Только при более пристальном взгляде становится понятно, что оранжевые птицы мечутся в беспокойстве над кружащимися фигурами, исполняющими танец смерти, что теплая терракота одежд кейптаунских женщин – это цвет траура, а серый и коричневый – цвета одеял, под которыми умирают больные в лечебных центрах, созданных волонтерами. И только прямая адресность к «Гернике» Пикассо способна напомнить о том, что в современном мире по-прежнему мало кто испытывает сострадание к бедным, беспомощным и беззащитным, так тихо и безропотно принимающим свою судьбу.

В отличие от Герники, охваченной мгновенным ужасом и уничтоженной в одночасье, СПИД в Африке уносит жизни целых поколений постепенно. Там и правда никто не кричит о своей боли, но в этой мучительной борьбе за жизнь, в ежедневном горе и скорби народ, оплакивающий своих детей, погибающих от беспощадной болезни, пытается сохранить мужество, веру и достоинство.

Не всякий раз, но часто, современное актуальное искусство оставляет гнетущее чувство, особенно когда оно представлено массированно, например, в рамках биеннале (и авторами выступают художники не самых благополучных стран, азиатских, республик бывшего Советского Союза, так или иначе связанные со странами третьего мира). Проходишь мимо таких объектов, как сквозь череду пыточных камер, с застывшей улыбкой, подобной той, что непроизвольно появляется на лицах некоторых людей, впервые увидевших умершего. Социальные проблемы во всем их многообразии отзываются со всех сторон. Возникает естественное желание отстраниться, не признавать свою причастность к происходящему, отрицать его значимость в собственной жизни, пытаться слиться с толпой других равнодушных. Ведь всегда так притягателен эффект постороннего, проявляющийся в том, что люди, оказавшиеся свидетелями чрезвычайной ситуации, не пытаются помочь пострадавшим.

Смерть, насилие, сокрушение, беспомощность, страдание и сострадание... Что их сближает, делает равно значимыми, пронизывают пространство жизни токами соучастия? Куратор Киевской биеннале 2012 года Дэвид Эллиот, писатель и историк искусства, достаточно четко определил это в одной из тематических составляющих общей программы: плоть, страдающая, немощная, уязвимая, ее боль и желание освобождения, охватывающая человека надежда.

По совокупности представленных на Киевской биеннале идей (как, впрочем, и по совокупности актуальных современных проблем) основными мучителями плоти оказываются гламур, секс и насилие. В ряде работ эта триада подана буквально.

Одна из них – «Нарцисс» Ракиба Шоу. От прежних своих гедонистических полотен, расшитых стразами, он перешел к керамическим скульптурам, изобилующим красочными подробностями и воплощающими нездоровые фантазии Иеронима Босха, скрещенными с прочими аллюзиями, сочетание которых кажется случайным. Древний миф о лебеде и Леде обретает у Ракиба Шоу новую эклектическую трактовку.

Художник с любовной тщательностью создает две идентичные композиции – фонтаны с лебедями, черным и белым. Мощные птицы со сладостным упоением терзают отвратительных чудовищ с человеческим телом и рыльцем летучей мыши. Сцену насилия дополняет множество радостно совокупляющихся мелких тварей – насекомых и земноводных. Произведения Ракиба Шоу вполне убедительно доказывают, что гламур, секс и насилие, замкнутые друг на друге, совершенно идентичны.

В этом отношении фарфоровые работы Рейчел Нибоун отличаются значительно большей палитрой человеческих переживаний. Ее композиции со спрессованным хаосом тел выражают страдание, боль, самоутрату. Ее обезличенные герои приближаются к неизбежной смерти через чувственную телесность, через ее расчленение, разрывы, трещины, болезненные извивы, при этом особый акцент сделан на белоснежные апатичные фаллосы и вагины.

Ракиб Шоу и Рейчел Нибоун рассказывают о вымышленных или обессмысленных страданиях, но есть и другой пример фарфоровых откровений – пример страданий реальных, почерпнутых будто бы все из тех же газетных хроник.

Полный текст читайте в "Декоративном искусстве" №3/414 2012, выпуск номера в середине декабря!

Юлия Кульпина

Фото Светлана Гусарова