Тогда Сигео Фукуда выступил с лекцией, рассказал о собственном творчестве и своем понимании роли дизайна в современной визуальной культуре. Казалось бы, Сигео Фукуда касался в них самых простых вещей, но, как в коротких японских стихотворениях, они оказываются наполнены глубоким смыслом и помогают посмотреть на привычный мир по-новому. Владимир Аронов

Впервые я столкнулся с тайной творчества, когда в детстве получил задание от преподавателя по оригами сделать журавлика, который мог бы взлететь. Я все перепробовал, пока не сложил из листа бумаги журавлика с дергающимися крыльями. Через несколько дней преподаватель сказал мне, что журавлик взлетел! Я был счастлив, что раскрыл секрет. Но преподаватель сказал, что уже двадцать лет знает, как это делается. Главное же в том, что каждый, кто заново открывает для себя секрет оригами, прикасается к тайне творчества. Это и означает, что «журавлик взлетел»… я с детства любил рисовать и со временем поступил в токийский государственный университет искусств. Еще в университете я начал иллюстрировать детские книги и даже получил премию, однако вскоре занялся изготовлением объемных игрушек и разных объектов из дерева, металла, бумаги и пластмассы и в 1965 году показал их на своей выставке в Токио. Два года спустя меня пригласили с этой выставкой в художественную галерею фирмы IВМ в Нью-Йорке. В любом виде творчества — литературе, искусстве, музыке — надо добиваться чего-то отличающегося от всего остального, что делает твое поколение. Когда я начал заниматься плакатами, все увлекались использованием в них фотографии. А я решил рисовать, искал собственный стиль рисунка, нарисовал более 1400 постеров. Я пытался соединить в них традиции японской графики и визуальную остроту современного художественного авангарда. Не отказываюсь ни от одной своей ранней работы. На выставках и в своих альбомах часто перемешиваю их по времени создания.

Можно сказать, я всю жизнь по маленькому кусочку создаю одно произведение. Это в духе японских традиций. Никогда не работаю с ассистентами и техническими исполнителями. Все делаю сам, потому что конечный результат появляется только в процессе работы, особенно когда имеешь дело с эффектами неожиданности восприятия…

Однажды я увидел оптическую обманку под названием «Ваза Эдгара Рубина». В ней можно разглядеть темную вазу на белом фоне или, наоборот, белые силуэты двух людей, которые смотрят друг на друга на темном фоне. Но я сразу почувствовал, что здесь открывается поле для весьма разнообразной деятельности. Спустя пятнадцать лет после того как я впервые увидел композицию рубина, решил использовал этот принцип для зеркального автопортрета. Хотя это одна из самых простеньких моих работ, ей много раз присуждали премии на международных конкурсах. И тогда я понял, что во всем мире люди мыслят одинаково.

Как-то рисовал плакат для танцевального шоу. Отовсюду лезли ноги, ноги, ноги. Сплошные ноги. Как изобразить движение? Как убрать лишнее? Ноги получались как забор: черное, белое, черное, белое. И тут пришла мысль обыграть оптическую иллюзию черно-белого. Женские ноги сделал белыми, а в промежутках между ними изобразил черные мужские ноги, перевернув их вверх. Начал использовать эту идею в разных направлениях, в разных вариантах. Ноги стали моим иероглифом. Я научился рисовать их до автоматизма движения руки.

В плакатах идет постоянная борьба рисунка с текстом. Некоторые думают, что в плакаты надо впихнуть как можно больше смысла. Но я считаю, что главным в плакате должна быть иллюстрация, рисунок. Поэтому в моих работах буквы занимают незначительную часть.

В Японии, как вам, наверное, известно, есть стихотворения хайку. Часто проводятся конкурсы хайку, в которых учитывается красота сочетания слогов. И по примеру конкурсов хайку решили провести конкурс плакатов, в которых как можно более простыми словами и изображениями был бы передан призыв к защите природы. Я придумал композицию, объединяющую дерево и дровосека в одно целое. Он рубит дерево, а попадает по самому себе. На черном фоне белое надрубленное дерево-человек. От него отлетают два маленьких кусочка. Сначала я хотел сделать больше кусочков, но ограничился минимальным количеством. Искусство плаката сродни искусству хайку. Детали не должны отвлекать от главного.

В 1990 году в национальной галерее современного искусства в Токио решили провести первую международную выставку плаката. Мне предложили сделать для нее особый рекламный плакат. И я нарисовал на красном фоне силуэт человека со спины, который как бы прорастает сквозь закручивающийся снизу большой белый лист еще не напечатанного плаката, человек стоит внутри плаката! Я хотел как можно более простыми средствами показать, что мы буквально прорастаем среди окружающей нас визуальной информации. Для международной дизайнерской конференции в Глазго я нарисовал наложенные друг на друга силуэты идущих роботов, а на полшага впереди них силуэт человека. Вы видите, что там написано «Ренессанс». В этом плакате была заложена мысль, что человек должен идти хотя бы на полшага впереди.

Для своей персональной выставки в Варшаве я сделал серию плакатов-намеков, используя образ воротничка рубашки и свисающего галстука, который оказывается схематическим изображением двух ног — мужской и женской, и скорее всего вы подумаете, что наверху, которого вы не видите, мужчина и женщина целуются. В графическом дизайне намек на образ зачастую действует гораздо сильнее, чем детальное прописывание образа. Я делал плакаты для саммита ООН, который проходил в Рио-Де-Жанейро, для дней памяти жертв атомной бомбардировки в Нагасаки и Хиросиме, в честь тридцатилетия окончания войны и освобождения Варшавы. Больше всего из них стал известен плакат для Варшавы с черным жерлом пушки, в которую влетает назад выпущенный из нее снаряд. Максимум простоты. Но как тяжело она далась. Я многие часы проводил в библиотеке, изучал фотографии и материалы времен войны. И нашел снимок, как немецкие войска обстреливают город из сверхтяжелых пушек. Он оказался такой четкий, что виднелся даже вылетающий снаряд. И я подумал, что жерло пушки нужно увеличить, а снаряд послать обратно! К решению можно идти долго и трудно, но когда его интуитивно почувствуешь, все происходит моментально.

Сегодня многие дизайнеры надеются на технические возможности цифровой эпохи. Они думают, что работать им стало проще. Ничего подобного. Чем больше испытываешь давление компьютерной техники, тем сильнее должно быть сопротивление уже кем-то найденным решениям. У меня есть плакаты, которые невозможно создать с помощью компьютера. Например, плакат с легким рисунком таксы на бежевом фоне. Дело в том, что туловище таксы оказалось слишком длинным, я хотел часть отрезать, но тут случайно рука дернулась и получилось такое сочлененное «невозможное» изображение.

Я люблю использовать различные визуальные иллюзии. Видите, наверху слева человек сидит, его ноги как бы свисают с листа бумаги, а снизу справа другой человек явно сидит на листе бумаги. И все сделано на одной плоскости. У меня много плакатов этой серии. А здесь разнообразие формы. С одной стороны, это выпуклое, а с другой, наоборот, прямое изображение. И после того как нарисуешь это на бумаге, хочется обратить внимание на подобные иллюзии в живой природе. И получается.

Еще в доцифровую эпоху я начал работать с наложением знакомого образа на композицию, внешне похожую на хаос. На меня произвело сильное впечатление, что Гагарин увидел из космоса: земля синяя. Я взял маленькие синие шарики, символизирующие землю, и вручную приклеил их на плоскости. Эта работа была сделана так, что могла выглядеть как лицо, а могла восприниматься только как произвольное расположение шариков. Сейчас это можно сделать с помощью компьютера, эта композиция создана тридцать лет назад, когда никаких компьютеров не было. Но я об этом не жалею. Другой пример — портрет Шекспира. Его изображение создано с помощью фраз, взятых из «Ромео и Джульетты». Только текст где-то более мелкий, а где-то более крупный. Это тоже не компьютерная графика, все выписано вручную. В графическом дизайне, по-моему, наиболее интересен процесс работы.

Теперь о более сложном. Однажды я отобрал разноцветные государственные флаги 50 стран мира и сильно уменьшил их. Как сегодня собирают картинки из разрозненных пазлов, я решил составить из них копию «Моны Лизы» Леонардо. Очень сложно было сделать так, чтобы Мона Лиза смотрела в сторону человека, стоящего перед плакатом. Тогда у меня возникла идея перевернуть маленький флаг Чехии и поставить его на место левого глаза. Мона Лиза смогла посмотреть на нас. Я назвал эту работу «Взгляд». Компьютер никогда вам не подскажет, что нужно перевернуть флаг.

К образу Моны Лизы я обращался несколько раз. Я делал ее из уменьшенных почтовых открыток, различных японских штампов, даже собственных плакатов. Они были не похожи друг на друга. Но все равно зрители видели ее в этих работах, потому что у всех в визуальной памяти был свой образ Моны Лизы. Думаю, что нельзя точно так же создать портрет моей матери. Никто ничего бы не понял, потому что графический дизайн адресуется к визуальному ассоциативному опыту человека.

Когда мои композиции с Моной Лизой обошли с выставками весь мир, я решил, что стоит создать нечто несерьезное. Я сделал плакат, где человек, похожий на меня, вроде бы стоит на какой-то выставке перед моей Моной Лизой. Вы видите сначала мою голову и уголком глаза ботинки внизу, но потом с ужасом замечаете, что между ботинками и туловищем пустота, а мои поджатые ноги в одних носках (все верно, ботинки-то сняты!) Упираются под прямым углом в вертикальную стену. И еще видна тень, подтверждающая эту необычную позу. На самом деле секрет этой композиции предельно прост. Стоит только повернуть ее набок, как становится видно, что я, согнувшись под прямым углом, стою в одних носках перед лежащим на полу плакатом, а мою тень отбрасывает яркий свет сбоку. А злополучные ботинки прикреплены сзади к стене. Задача графического дизайнера заключается в том, чтобы такую тайну не смогли раскрыть как можно дольше.

Когда ищешь дизайнерское решение среды, нужно учитывать все, что происходит в ней. Меня попросили оформить обычный подземный переход в Хиросиме — расписать белые кафельные плитки, которыми он был облицован. За основу я взял форму сердца. Разделил его на части и соединил снова так, чтобы получились голуби. Черные изображения голубей на белом фоне выглядели как тени. Разъятое сердце и порхающие голуби в подземном переходе города, пережившего атомную бомбардировку.

В японских магазинах начала 1980-х годов торговали только очень дорогими сувенирными изделиями. Я создал около 80 вариаций чашек с ручками внутри, разделенными на несколько долек внутри самых невообразимых комбинаций форм. Они стали произведениями модернистского искусства. Люди увидели их обыденную красоту.

В те же годы в Японии не продавались и чужеродные нашим традиционным палочкам европейские столовые приборы, поэтому я создал странные вилки и волнистый нож для масла. Ими очень неудобно пользоваться. Большой суповой ложкой очень сложно было что-нибудь зачерпнуть. Вместе с тем нормальная, функциональная форма, отшлифованная веками, начала восприниматься совершенно по-новому, когда ей были противопоставлены контрформы. В Северной Америке мои контрформы ножей, вилок и ложек разрекламировали как символ японского модернистского дизайна.

В Японии другая мебель, хотя и встречаются иностранные вещи, например, стул макинтоша с невероятно высокой спинкой и множеством поперечин. Я решил довести его образ до логического конца и сделал точно такой же, но с едва выступающим вперед сиденьем. Но на нем, конечно, не отдохнешь, когда сидишь. Но на нем отдыхает не ваше тело, а ваша душа.

Мне заказали большие керамические сиденья для улиц. Я составил из них большие керамические букеты роз, или сиденья в виде больших рожков с разноцветным мороженым. Думаю, что они для Москвы, наверное, не подошли бы. Но все равно было бы красиво. Не считаю себя ни архитектором, ни скульптором, но мне все же хотелось сделать что-то такое, что никогда не создается ни скульптором, ни архитектором. Поэтому я взял основу для подгрудного бюста и просто нарисовал на нем лицо Бетховена. Потом Чарли Чаплина. Но это не дизайн, потому что дизайн — то, что необходимо для повседневной жизни. И не искусство… но тем не менее меня пригласили с такими работами на специальную выставку в Сан-Франциско. Я решил попробовать то, за что никогда не взялись бы скульпторы, — изобразить движение. Это один поворот в танго. Скульптура очень большая. Сейчас она находится в здании IВМ в Иокогаме.

А одна галерея решила, что ей обязательно нужна моя вещь, которая символизировала бы время. Я решил, что время — это, наверное, история человечества. Она вновь и вновь воссоздается, поэтому я создал множество фигур двух видов — с поднятой правой и левой ногой и стал соединять их между собой во всех вариантах, символизируя круговорот времени.

Улыбку я воплотил в большой скульптурной композиции, выставленной на острове Хоккайдо в специальном месте, которое называется лес искусства. Вокруг природа — лучшее место для шутливого отношения к жизни. Поэтому я решил создать такую скульптуру, где одна фигура как бы приседает на полусогнутые колени предыдущей. А пришедшие посмотреть на нее сами садятся на колени последнего керамического человека, а потом друг на друга все в той же позе — и круг замыкается. Всем становится смешно. Это интерактивный дизайн.

Мне всегда хотелось, чтобы и в окружающей архитектуре появились элементы интерактивного дизайна. Например, мост, по которому стараются проехать только на машинах. Я попробовал заставить людей пройти по мосту пешком. Мне разрешили на одном мосту на острове Кюсю в южной части Японии сделать такое оформление, которое можно увидеть только тогда, когда люди пройдут по нему пешком. Герб этого города — подсолнух.

И если пойти по мосту, по пешеходной дорожке, проложенной чуть ниже автомобильной, то открывается вид на очень красивый подсолнух, выложенный на мосту. Самое интересное, что жители города начали гулять по этому мосту и увидели не только подсолнух, но и всю открывающуюся с его высоты красоту окружающего мира.

Мало кто из современных дизайнеров использует эффект тени. Между тем существует многовековая традиция театра теней. Я создал внешне совершенно бесформенную объемную композицию, использовав 2300 стандартных ножниц, прикрепив их друг к другу, как металлические скрепки или гвозди скрепляются под действием сильного магнита. На нее направил яркий свет с двухметровой высоты, и падающая от нее тень стала напоминать старый многомачтовый корабль. Чтобы создать такую композицию, нужно только положить на плоскость фотографию этого корабля и над ней попытаться присоединить друг к другу ножницы так, чтобы тень от них совпадала с фотографией. Идея мне понравилась, и я стал делать дизайнерский театр теней, изображая мотоцикл, рыбу и еще какие-нибудь другие вещи. Эти композиции очень часто показывали на выставках.

Я использую в своих работах зеркало. Бесформенная груда разноцветных элементов отражаясь в зеркале, превращается в картину Арчимбольдо. Или другая композиция, которая только в зеркале выглядит как рояль. Потом я перешел к созданию объектов «два в одном». Например, с одной стороны вы видите фигуру скрипача, стоящего перед роялем, а с другой — пианиста, играющего на рояле. Это делается, чтобы обнажить активность визуального восприятия людей. Заканчивая, я хочу выразить уверенность в том, что универсальный язык визуального общения, накопленный человечеством, будет все более широко использоваться не только в плакатах, индустриальном дизайне, но и в общем оформлении городов по всему миру. 1

Впервые опубликовано в сборнике НИИ РАХ «Проблемы дизайна 4». М.: Пинакотека, 2007. с. 223–236.

На изображениях:

Сигео Фукуда. Взгляд 1. 1985. Плакат

Сигео Фукуда. Взгляд. 1984. Плакат

Сигео Фукуда. Плакат к выставке графического дизайна. 1990. Токио

Сигео Фукуда. Победа. 1975. Плакат

Сигео Фукуда. Универмаг Кейо. 1975. Плакат для выставки в Художественной галерее в Токио

Сигео Фукуда. Знак-автограф. 2006. Москва

Текст Сигео Фукуда

Литературная редакция синхронного перевода – В. Аронов

Материал опубликован в журнале «Декоративное искусство» #6/417