Переведем вольно в биеннальном контексте: «Современное искусство рождается как ужасная красота». В стейтменте куратор использует французское слово parcour (паркур), и это не оммаж месту проведения биеннале, а отражение ее главной задачи – предложить зрителю путешествие. Не экстремальное, но требующее эмоциональных и физических усилий. Нуртурн заявила свой паркур как «чувственный и интеллектуальный voyage, когда место прибытия неизвестно и не гарантировано».

Такие правила игры делают биеннале гипертекстом, где каждое произведение должно рассматриваться как часть общего высказывания куратора и семи десятков авторов. Всемирно известные художники могут следовать через запятую с начинающими. Воля зрителя с придыханием рассматривать «почеркушки» Альберта Джакометти и полностью отсмотреть 94-минутный фильм Джона Кейджа и Хеннинга Лонера, где световые пятна сменяют друг друга, сопровождая минималистичную музыку Кейджа. Возможно, это последнее произведение великого американца, созданное в 1992-м, в год его смерти. Но публика может и равнодушно пройти мимо этих намеренно неаттрактивных произведений.

Оба классика выставлены в Музее современного искусства Лиона (macLYON), это вторая по значимости площадка 11-й Лионской биеннале из четырех, на которых она расположена. Главной стал центр Сакриер (La Sucriere). Он расположен в бывшем складе недалеко от слияния рек Роны и Соны, используется для биеннале в пятый раз, вокруг него постепенно складывается креативная индустрия. В этом процессе наверняка есть и заслуга биеннале.

Чтобы попасть в первый зал Сакриер, зритель вынужден проходить через слегка раздвинутые тяжелые цветные шторы, придуманные немецкой парижанкой Уллой фон Бранденбург. Спектакль начинается, привет Ги Дебору. Но нас предупреждали о паркуре, после штор сразу натыкаемся на огромный железный цилиндр с глухими окошками и колючей проволокой по верхнему краю. Содержимое объекта поляка Роберта Кашмировски «Stronghold» станет видным только на втором этаже, но ясно уже здесь, что речь идет о насилии. Рядом аккуратно сложены 55 гробов камерунца Бартоломью Тогу. Он утверждает, что это символы 55 африканских стран. Не будем столь пессимистичны. Речь может идти о смерти современного искусства как центральной теме этого искусства. Доказано Борисом Гройсом.

Поблизости на видео «Модель универсума» чеха Збынека Баладрана твердая мужская рука рисует карандашом бесконечные варианты устройства Вселенной, издеваясь над извечными попытками людей постичь мир. Тут же показан проект бразильской художницы Лауры Лимы. Нагой перформансист тянет черные лямки, намертво привязанные к бетонным опорам здания. Канаты отбрасывают человека назад, но он не отступает. Тщетные усилия сопровождаются ритмичными звуками от ударов черных тросов об пол. Об этой музыке вспоминает позже, когда смотришь фильм Кейджа.

За мерно колеблющимися тросами спрятан театр. Каждые 20 минут там идет знаменитая пьеса без актеров Сэмюэля Беккета «Дыхание». В данном контексте она воспринимается как метафора краткости и немотивированности человеческой жизни. Но лучше так, чем бесконечное сепарирование детей по форме черепа, об этом повествует видео «Сценарий» берлинского перуанца Габриэля Ачевео Веларде.

На следующем уровне, как и обещано, выясняется, что за железной стеной Кашмировски спрятал котельную, где жгут книги и архивы. Что могут противопоставить художники уничтожению памяти? Создание новых архивов. Утверждая, как южноафриканка Трейси Роуз в своем видео «Прелюдия», что человечество произошло не от Адама, а от черной женщины-гоминида Люси. Или создавая, как аргентинка Марина де Каро разноцветные объекты как метафору нового гуманного общественного устройства. Или контрапунктом предлагая людям с небольшими психическими отклонениями вообразить себя преступниками, которые в начале прошлого века были заключены в свежеотстроенную лиссабонскую тюремную психушку «Мигуэль Бомбарда» и вложив им в уста гуманистичные тексты писателей ХХ века. Этот сложный видеопроект осуществил венесуэлец Хавьер Теллез. В самом скромном варианте можно нарисовать серию портретов героев нашего времени, например «Продюсера», как сделал южноафриканец Марлен Думас.

Или организовать API – The Arctic Perspective Initiative, как сделала группа словенских и канадских художников, чтобы бороться за сохранение природы и разнообразия северных народов. Материалы API называются «Море, тундра, ледовые поля».

Логичным продолжением контрапунктного вояжа становятся проекты, расположенные в здании Фонда Баллукяна (Bullukian Foundation). Это очень небольшая и строгая академическая выставка, где главное место занимают эскизы архитекторов-утопистов Йоны Фридмана и Ричарда Бакминстера Фуллера. «Мобильная архитектура» Фридмана выставлялась в главном проекте 53-й Венецианской биеннале. Во дворе Фонда Баллукяна собран вариант геодезического купола Фуллера, который напоминает об этом калифорнийском мечтателе. Он искренне верил, что один человек, даже при скромных способностях, может изменить мир. Если вспомнить, сколько наград и званий получил за свою жизнь Фуллер, в молодости отчисленный из Гарварда за неуспеваемость, то можно ему поверить.

Путешествие по этажам Музея современного искусства Лиона предлагает в качестве основного сюжета тему художника в современном мире. Бразилец Чилдо Мирелез провоцирует буквально: по залам размотаны 6 тысяч километров черных ниток. Его «The Witch» присутствует везде, иногда нитки ловят зрителя, как сети. Немка Катинка Бокк «реконструирует» мебель: тяжелый противовес, приделанный к столешнице, делает лишними две ноги у стола. Эва Котаткова из Чехии соорудила тотальную инсталляцию «Машина ре-образования», в которой критикует репрессивность системы школьного обучения. На рисунках дети закованы в цепи. Они мечтают распять на дыбе или утопить все свои учебники и книги. Орудие пыток и бассейн с водой прилагаются. Колумбиец Хосе Алехандро Рестрепо в видео «Искусство мануальной риторики» иронизирует над современными политиками, которые, выходя на трибуны, размахивают руками и стучат кулаками. Автор ссылается на Мишеля Монтеня, который насчитывал в своих «Эссе» 44 понятия, легко выражаемые с помощью языка жестов.

Напротив, видео «Без названия» берлинца Александа Шеллоу намеренно серьезно, художник со всей положенной корректностью фиксирует жизнь 96-летней старушки, страдающей синдромом Альцгеймера. Эта работа предупреждает об опасности утраты памяти. Разумеется, не в медицинском смысле.

Финальная часть биеннале расположена в бывшем промышленном здании – The T.A.S.Е. Factory на границе Лиона и его спутника – Вийербанна. Вокруг фабрики начинается джентрификация, но это здание еще сохраняет неумытый бетонный облик середины прошлого века. Художники оказались скептически настроены по отношению к светлому будущему. Та же Лаура Лима сконструировала вольер с живыми петухами и курами, ярко раскрасив некоторым перья. По сравнению с контрольной группой они стали активнее, отдельные курицы поменяли гендерное поведение. Но все остались домашними птицами, пригодными только для производства яиц и мяса. Аргентинец Хорхе Макки выстроил во дворе фабрики фрагмент регулярного французского парка с травой, аккуратно подстриженными кустами и классической скульптурой. На фоне современных построек и башенных кранов пейзаж эпохи Просвещения выглядит ковровой дорожкой, выстланной на Луне.

Капитализм ответил художникам адекватно. Владельцы автостоянки, расположенной рядом со зданием T.A.S.E., в последний момент отказались предоставить часть своей территории для показа паблик-арт объектов мексиканца Гектора Заморы. Он прославился своим дирижаблем, прилетевшим во двор Арсенала во время 53-й Венецианской биеннале.

Успех 11-й Лионской биеннале доказал, что для таких проектов гипертекстовый подход выигрышнее, чем попытки собрать звезд и разместить их среди «массовки», как это была недавно в Москве.

Вадим Михайлов

Статья опубликована в журнале "Диалог искусств" № 6, 2011